Неточные совпадения
— Да вот хоть черкесы, —
продолжал он, — как напьются бузы на свадьбе или на похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унес, а еще у мирнова князя был в
гостях.
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро с ней
Вертится около
гостей,
Потом на стул ее сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь с нею вальс он
продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным глазам.
— Я вам одну вещь, батюшка Родион Романович, скажу про себя, так сказать в объяснение характеристики, —
продолжал, суетясь по комнате, Порфирий Петрович и по-прежнему как бы избегая встретиться глазами с своим
гостем.
— Успеем-с, успеем-с!.. А вы курите? Есть у вас? Вот-с, папиросочка-с… —
продолжал он, подавая
гостю папироску. — Знаете, я принимаю вас здесь, а ведь квартира-то моя вот тут же, за перегородкой… казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки надо было здесь кой-какие устроить. Теперь почти готово… казенная квартира, знаете, это славная вещь, — а? Как вы думаете?
— Да что наши! — отвечал хозяин,
продолжая иносказательный разговор. — Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в
гостях, черти на погосте.
— Вот и сегодня я — к ней, —
продолжал гость, вздохнув. — А ее не оказалось. Ну, тогда я — к вам.
— Ну, —
продолжал Обломов, — что еще?.. Да тут и все!..
Гости расходятся по флигелям, по павильонам; а завтра разбрелись: кто удить, кто с ружьем, а кто так, просто, сидит себе…
— Куда мне! — скромно возразил
гость, — я только так, из любопытства… Вот теперь я хотел спросить еще вас… —
продолжал он, обращаясь к Райскому.
А после обеда, когда
гости, пользуясь скупыми лучами сентябрьского солнца, вышли на широкое крыльцо, служившее и балконом, пить кофе, ликер и курить, Татьяна Марковна
продолжала ходить между ними, иногда не замечая их, только передергивала и поправляла свою турецкую шаль. Потом спохватится и вдруг заговорит принужденно.
— Ну, слава Богу, вот вы и наш
гость, благополучно доехали… —
продолжал он. — А Татьяна Марковна опасались за вас: и овраги, и разбойники… Надолго пожаловали?
Слуги между тем
продолжали ставить перед каждым
гостем красные лакированные подставки, величиной со скамеечки, что дамы ставят у нас под ноги.
Вчера, 18-го, адмирал приказал дать знать баниосам, чтоб они
продолжали, если хотят, ездить и без дела, а так, в
гости, чтобы как можно более сблизить их с нашими понятиями и образом жизни.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! —
продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я
гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
Верочка раза два входила в комнату, поглядывая искоса на
гостя, и делала такую мину, точно удивлялась, что он
продолжает еще сидеть.
— А ведь я чего не надумалась здесь про тебя, —
продолжала Марья Степановна, усаживая
гостя на низенький диванчик из карельской березы, — и болен-то ты, и на нас-то на всех рассердился, и бог знает какие пустяки в голову лезут. А потом и не стерпела: дай пошлю Витю, ну, и послала, может, помешала тебе?
— Здравствуйте пожалуйста, — сказал Иван Петрович, встречая его на крыльце. — Очень, очень рад видеть такого приятного
гостя. Пойдемте, я представлю вас своей благоверной. Я говорю ему, Верочка, —
продолжал он, представляя доктора жене, — я ему говорю, что он не имеет никакого римского права сидеть у себя в больнице, он должен отдавать свой досуг обществу. Не правда ли, душенька?
— Веселимся, —
продолжает сухенький старичок, — пьем вино новое, вино радости новой, великой; видишь, сколько
гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый архитриклин, вино новое пробует. Чего дивишься на меня? Я луковку подал, вот и я здесь. И многие здесь только по луковке подали, по одной только маленькой луковке… Что наши дела? И ты, тихий, и ты, кроткий мой мальчик, и ты сегодня луковку сумел подать алчущей. Начинай, милый, начинай, кроткий, дело свое!.. А видишь ли солнце наше, видишь ли ты его?
— Ну, так и есть, —
продолжал Овсяников… — Ох ты, баловница! Ну, вели ему войти, — уж так и быть, ради дорогого
гостя, прощу глупца… Ну, вели, вели…
— Не вовремя
гость — хуже татарина, — сказал Лопухов, шутливым тоном, но тон выходил не совсем удачно шутлив. — Я тревожу тебя, Александр; но уж так и быть, потревожься. Мне надобно поговорить с тобою серьезно. Хотелось поскорее, утром проспал, не застал бы. — Лопухов говорил уже без шутки. «Что это значит? Неужели догадался?» подумал Кирсанов. — Поговорим — ко, —
продолжал Лопухов, усаживаясь. — Погляди мне в глаза.
— Ну что? ведь не до свету же тебе здесь оставаться, дом мой не харчевня, не с твоим проворством, братец, поймать Дубровского, если уж это Дубровский. Отправляйся-ка восвояси да вперед будь расторопнее. Да и вам пора домой, —
продолжал он, обратясь к
гостям. — Велите закладывать, а я хочу спать.
И затем, обращаясь заочно к интересующему
гостю,
продолжает...
Дома
продолжали ходить в стареньком; новое берегли для
гостей.
Он сначала отворил дверь ровно настолько, чтобы просунуть голову. Просунувшаяся голова секунд пять оглядывала комнату; потом дверь стала медленно отворяться, вся фигура обозначилась на пороге, но
гость еще не входил, а с порога
продолжал, прищурясь, рассматривать князя. Наконец затворил за собою дверь, приблизился, сел на стул, князя крепко взял за руку и посадил наискось от себя на диван.
— Что вы, господа? —
продолжала она, как бы с удивлением вглядываясь в
гостей, — что вы так всполохнулись? И какие у вас у всех лица!
Тот
продолжал моргать глазами и утираться. Лиза пришла в гостиную и села в угол; Лаврецкий посмотрел на нее, она на него посмотрела — и обоим стало почти жутко. Он прочел недоумение и какой-то тайный упрек на ее лице. Поговорить с нею, как бы ему хотелось, он не мог; оставаться в одной комнате с нею,
гостем в числе других
гостей, — было тяжело: он решился уйти. Прощаясь с нею, он успел повторить, что придет завтра, и прибавил, что надеется на ее дружбу.
Макар и Федор
продолжали свое дело, не обращая на
гостей никакого внимания.
— Не узнаешь, не ждал, шельмец ты этакой! —
продолжал гость, целуя Розанова и сминая его в своих объятиях.
— Но самое главное, —
продолжал Ярченко, пропустив мимо ушей эту шпильку, — самое главное то, что я вас всех видел сегодня на реке и потом там… на том берегу… с этими милыми, славными девушками. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с ними, вас уже тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит себе на минутку, что все мы были в
гостях у его сестер и прямо от них поехали в Яму… Что? Приятно такое предположение?
«Из любви и уважения к ней, —
продолжала моя мать, — не только никто из семейства и приезжающих
гостей, но даже никто из слуг никогда не поскучал, не посмеялся над ее безумным сыном, хотя он бывает и противен, и смешон.
Извините меня, господа, —
продолжал старик, уже обращаясь к прочим
гостям, — барин мой изволил раз сказать, что он меня за отца аки бы почитает; конечно, я, может, и не стою того, но так, как по чувствам моим сужу, не менее им добра желаю, как бы и папенька ихний.
— Они все ведь, —
продолжал священник, — коли тесть и теща небогаты, к которым можно им в
гости ездить и праздновать, так не очень жен-то уважают, и поколачивают.
— Где же вы предполагаете службу вашу начать? —
продолжал он допрашивать
гостя.
— Садитесь! —
продолжал он, показывая обоим
гостям на стулья.
— Помилуйте, ваше превосходительство! даже осчастливите-с! Авдотья Григорьевна! — крикнул он, приотворив дверь в соседнюю комнату, — чайку-то! да сами-с! сами подайте! Большого
гостя принимаем! Такого
гостя! такого
гостя, что, кажется, и не чаяли себе никогда такой чести! —
продолжал он, уже обращаясь к Петеньке.
У него дом больше — такой достался ему при поступлении на место; в этом доме, не считая стряпущей, по крайней мере, две горницы, которые отапливаются зимой «по-чистому», и это требует лишних дров; он круглый год нанимает работницу, а на лето и работника, потому что земли у него больше, а стало быть, больше и скота — одному с попадьей за всем недоглядеть; одежда его и жены дороже стоит, хотя бы ни он, ни она не имели никаких поползновений к франтовству; для него самовар почти обязателен, да и закуска в запасе имеется, потому что его во всякое время может посетить нечаянный
гость: благочинный, ревизор из уездного духовного правления, чиновник, приехавший на следствие или по другим казенным делам, становой пристав, волостной старшина, наконец, просто проезжий человек, за метелью или непогодой не решающийся
продолжать путь.
— Законы статистики везде одинаковы, —
продолжал Николай Петрович солидно. — Утром, например,
гостей бывает меньше, потому что публика еще исправна; но чем больше солнце поднимается к зениту, тем наплыв делается сильнее. И, наконец, ночью, по выходе из театров — это почти целая оргия!
— Интереснее всего было, —
продолжал Калинович, помолчав, — когда мы начали подрастать и нас стали учить: дурни эти мальчишки ничего не делали, ничего не понимали. Я за них переводил, решал арифметические задачи, и в то время, когда
гости и родители восхищались их успехами, обо мне обыкновенно рассказывалось, что я учусь тоже недурно, но больше беру прилежанием… Словом, постоянное нравственное унижение!
— Я говорю: «Ну где теперь Александру Федорычу быть? —
продолжала Марья Михайловна, — уж половина пятого». — «Нет, говорит, maman, надо подождать, — он будет». Смотрю, три четверти: «Воля твоя, говорю я, Наденька: Александр Федорыч, верно, в
гостях, не будет; я проголодалась». — «Нет, говорит, еще подождать надо, до пяти часов». Так и проморила меня. Что, неправда, сударыня?
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале,
продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления
гостя.
Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась в лице и встала со стула. Не этого
гостя ожидала она.
С тех пор как мы приехали, Епифановы только два раза были у нас, и раз мы все ездили к ним. После же Петрова дня, в который, на именинах папа, были они и пропасть
гостей, отношения наши с Епифановыми почему-то совершеннно прекратились, и только папа один
продолжал ездить к ним.
Но в то время, когда я узнал Анну Дмитриевну, хотя и был у нее в доме из крепостных конторщик Митюша, который, всегда напомаженный, завитой и в сюртуке на черкесский манер, стоял во время обеда за стулом Анны Дмитриевны, и она часто при нем по-французски приглашала
гостей полюбоваться его прекрасными глазами и ртом, ничего и похожего не было на то, что
продолжала говорить молва.
Николай Всеволодович
продолжал молчать; но
гость, очевидно, сказал уже всё, для чего пришел, и глядел в упор, ожидая ответа.
— Я вам извиняюсь, но я здесь ни на кого не сержусь, —
продолжал гость горячею скороговоркой, — я четыре года видел мало людей…
Но, должно быть, что-то странное произошло и с
гостем: он
продолжал стоять на том же месте у дверей; неподвижно и пронзительным взглядом, безмолвно и упорно всматривался в ее лицо.
— И не были ли вы там ранены?.. Я припоминаю это по своей службе в штабе! —
продолжал сенатор, желая тем, конечно, сказать любезность
гостю.
Отвращение выразилось на лице Серебряного. Басманов это заметил и
продолжал, как будто желая поддразнить своего
гостя...
— Дорогие
гости, — сказал он, — непригоже без хозяйки пить про хозяйку! Сходите, —
продолжал он, обращаясь к слугам, — сходите за боярыней, пусть сойдет потчевать из своих рук дорогих
гостей!
— А ведь я к вам, маменька,
погостить приехал, —
продолжал он, словно делая маменьке приятный сюрприз, — нельзя, голубушка… по-родственному! Не ровен случай — все же, как брат… и утешить, и посоветовать, и распорядиться… ведь вы позволите?
— А мы кстати дорогого
гостя провожаем, —
продолжал Иудушка, — я давеча еще где-где встал, посмотрел в окно — ан на дворе тихо да спокойно, точно вот ангел Божий пролетел и в одну минуту своим крылом все это возмущение усмирил!
— Да-с, —
продолжал радостный учитель. — И они сами еще все будут довольны, что у них будет новый
гость, а вы там сразу познакомитесь не только с Туберозовым, но и с противным Ахилкой и с предводителем.